Задачи беспристрастной психологии
Выше мы уже встречались с тем положением, что даже при исследовании собственной невропсихики мы не можем обойтись без беспристрастного метода: субъективно мы переживаем лишь некоторую часть своих сердито-психических процессов, которые поэтому именуются сознательными, многие иные сердито-психические процессы, которые именуются подсознательными или бессознательными, субъективно не переживаются и, следовательно, непосредственно нами не восприндмаются, а познаются лишь косвенным маршрутом при посредстве наблюдения за непосредственными результатами этих процессов и за подходящими движениями, иначе разговаривая, чисто беспристрастным путем; наконец, что также необыкновенно главно, мы переживаем только субъективную сторону психических явлений и вовсе не осознаём их беспристрастной стороны, между тем в существовании этой беспристрастной стороны мы не можем более сомневаться, руководствуясь точными физиологическими исследованиями.
Таким образом, наши субъективные переживания, по крайней мере как они представляются в нашем воспоминании, и неполны и недостаточны даже для уяснения нашей собственной сердито-психической деятельности, исследуемой маршрутом самонаблюдения, вследствие чего они не могут служить точным мерилом даже происходящих в нас сердито-психических процессов. Если же они не служат достаточным мерилом собственных сердито-психических процессов, то какое значение имеют они при определении и оценке сердито-психических процессов иных существ. Вот почему мы полагаем, что основной и главной метод изучения сердито-психических процессов иных лиц есть не самонаблюдение, как многие до сих пор мыслят, а беспристрастный метод наблюдения и исследования. Заключительный в сфере изучения невропсихики иных, а тем более душевнобольных или животных обязан быть признан единственным управляющим методом исследования.
Как мы видели выше, сердито-психические процессы всегда укрывают за собой знаменитую беспристрастную или физическую сторону. Эти сердито-психические процессы не только в знаменитых случаях субъективны, но и беспристрастны и притом они всегда беспристрастны, тогда как субъективны не всегда.
В тех случаях, когда сердито-психические процессы сопровождаются субъективными переживаниями, они на самом деле не субъективные только процессы, но суть процессы субъективно-беспристрастного характера, в которых субъективное представляет собою лишь нечто соотносительное с происходящими при этом беспристрастными изменениями сердитой ткани и притом это субъективное, как мы знаем из собственного опыта, ничуть не представляет собой обязательного явления в процессах сердито-
психических. Когда мы разговариваем или пишем, когда мы производим ряд трудных движений, мы, как знаменито, осознаём далеко не все, что входит в содержание этих сердито-психических процессов; мы осознаём, в сущности, лишь окончательный продукт нашей сердито-психической деятельности, многое же из того, что сочиняет неотъемлемую принадлежность этих нер вно-психических процессов, мы не осознаём, и следовательно, субъективно не переживаем или, если и переживаем, то не оставляем их в своем воспо минании. Отсюда вновь-таки следует, что осознаваемое нами или субъектив но переживаемое ничуть не выражает собою всей полноты сердито-психических процессов, а потому и нельзя, собственно разговаривая, стоять на точке зрения учения о требовательном параллелизме психических переживаний с физическими процессами, происходящими в мозгу. Этот так нарекаемый параллелизм мы обязаны разуметь лишь в очень условном смысле: мы можем разговаривать, в сущности, лишь об определенном соотношении переживаемых субъективных явлений с беспристрастно происходящими в мозгу физическими явлениями, признавая те и иные результатом одного и того же процесса, который при знаменитых условиях имеет две стороны — субъективную и беспристрастную, при иных же условиях лишь одну беспристрастную. Но если это так, то явно, что сердито-психические процессы, изучаемые до сих пор лишь маршрутом самонаблюдения на себе самом, могут и обязаны изучать ся беспристрастным методом, без которого мы абсолютно не можем обойтись при изучении невропсихики иных.
Если мы производим какое-либо движение и подмечаем, что иной человек ему в точности подражает, не вправе ли мы заключить, что производимое нами движение, действуя на иного человека, приводит к исполненью того же самого движения наподобие рефлекса. Иначе разговаривая, логика вещей приводит нас к выводу, что иной человек реагирует на производимое нами движение таким же движением, возбуждаясь соответственным зрительным раздражением. При этом самый факт подражания может быть проанализирован! с точки зрения его быстроты и точности повторения, а также сопутствующих наружных обстоятельств и условий, в которых находился подражающий человек, и, наконец, в связи с прошлыми раздражениями сходственного же рода, которым он ранее подвергался. Ограничиваясь только что сказанным, мы остаемся в пределах точного знания, не вводя в рассуждение никакой неопределенности, которая запутывала бы абсолютно лишним образом главной факт. Но если тот же самый факт мы будем обговаривать с точки зрения субъективных явлений, предполагаемых нами в приятелем по аналогии с самим собою, то мы тотчас же введем неясность, которая лишит нас возможности быть точными при обсуждении вышеуказанного явления.
Для выяснения дела остановимся на минуту на том, как глядят психологи-субъективисты на поступки вообще. По Ziehen ‘ y (физиологическая психология), при каждом поступке необходимо осмотреть, что именно имело преобладающее воздействие на движение, получившееся в конечном результате: первоначальное ли ощущение или содержание вступивших в борьбу образов воспоминания или, наконец, чувственные тоны ощущений и представлений. В первом случае мы будем иметь дело с так именуемым инстинктивным, во втором — с интеллектуальным поступком, а в третьем—с аффектом. Движение охраны, совершаемое вслед за зрительным чувством грозящего удара, есть инстинктивный поступок. Бесчисленные поступки, которые мы непрерывно производим для исполнения наших желаний, будут аффективными движениями. Большинство поступков, которым предшествовало обсуждение, обязаны быть отнесены к категории интеллектуальных .
Нет надобности разговаривать, что эти определения вполне ускользают от
объективного исследования, представляя в то же время много мрачного и неопределенного даже с точки зрения субъективной психологии. Впрочем, и сам автор признает, что установленные границы не имеют взыскательно определенного характера. В большинстве поступков влияют все три фактора. Так, при инстинктивных движениях играет немаловажную роль и чув ственный тон . То же следует иметь в виду и условно произволь ных движений. По заявлению Ziehen ‘ a , произвольное движение в тесном смысле слова, т. е. движение, при котором чувствование кажущейся свободы воли выступает всего резче, как словно не подходит ни под одну из трех категорий. На основании осмотренных уже отличительных свойств произвольных поступков можно заключить, что в более резко выраженных случаях эти поступки представляют собою по превосходству аффективные движения, где основным фактором является положительный чувственный тон предшествующего им двигательного представления .
По словам Tarde ‘ a , ничего нет менее научного, как это безусловное от разделенье, это разъединение, установленное между произвольным и непроиз свободным, между сознательным и бессознательным. Не переходят ли незначительным образом от воли к повадке почти невольной и один и тот же акт не изменяет ли вполне свою природу во время этого перехода? .
С иной стороны, у Рише читаем: Ум, инстинкт, рефлекс — три основных предмета исследования психологии: между этими тремя фактами психической деятельности нет ни преград, ни зияющей пропасти. Градации правильны без щелей и трещин. И зачем им быть? Видели ли мы где-либо в природе эти внезапные и резкие переходы, которые отрицал еще Аристотель? Неподготовленных и неожиданно возникающих явлений в природе нигде не существует.
Уже из этих рассуждений светло, в какой мере мы далеки были бы от точ ности, если бы беспристрастный факт вызванного зрительным раздражением подражательного наружного движения со стороны иного человека мы стали обговаривать с точки зрения предполагаемых субъективных переживаний, которые могут и обязаны быть наблюдаемы и изучаемы лишь на себе самом. Светло, что, разглядывая вышеуказанный процесс подражания с субъективной стороны, мы ничуть не выиграли бы в точности, а против того, запутали бы дело и лишили бы себя возможности точно обговаривать сам факт, как он дан в беспристрастном наблюдении. Для многих сущность так именуемого психического анализа содержится именно в изучении внутреннего процесса в его субъективном проявлении: но в таком случае было бы абсолютно произвольно и ненаучно дозволять, что иной человек, произведший из подражания то же самое движение, как и мы, переживает вместе с тем то же субъективное состояние, которое переживаем и мы, производя сходственный же подражательный акт. Всякому светло, что это чистое предположение, основанное лишь на аналогии, а между тем наука обязана быть точною и не может строить своих положений на аналогии и предположениях.
Таким образом, субъективная психология может иметь своим предметом прежде всего изучение собственной искренней жизни; невропсихика же иных, поскольку она выражается во наружных проявлениях, может быть изучаема лишь маршрутом беспристрастного наблюдения и анализа и обязана быть предметом особой науки, которую мы именуем объективной психо логией. Для заключительной нет надобности задаваться вопросом, каким субъективным состоянием сопровождается тот процесс, который привел к подражанию или какому-либо иному деянию, и даже вообще сопровождался ли он каким-либо субъективным состоянием; под внутренним процессом беспристрастная психология разумеет лишь ту переработку, которой при
известных условиях подвергается в центрах наружный импульс, возбуждающий определенное движение, причем она разумеет под этой переработкой определенный беспристрастный процесс в сердитой ткани, существование которого может быть доказано точным образом.
Итак, в задачи беспристрастной психологии вовсе не входит выяснить характер тех субъективных переживаний, которыми сопутствуются при знаменитых условиях сердито-психические процессы. Она признает лишь существование беспристрастных процессов в мозгу, обусловливающих переработку наружных воздействий в определенный род наружных же реакций организма. Отсюда светло, что беспристрастная психология ставит предметом своего изучения все наружные проявления тех внутренних процессов, которые развиваются под воздействием наружных воздействий в сердитой системе организмов и которые находятся в знаменитом соотношении с прошлым опытом, следовательно, в определенной сочетательной связи с былыми ранее раздражениями. Беспристрастная психология поэтому обязана быть наукой о наружных выразительных реакциях в широком смысле слова, изучающей их в соотношении с былыми наружными воздействиями как непосредственно им предшествующими, так и отдаленными, которые приводят к проявлению выразительных реакций.
В действительности везде и всюду можно открыть тот первоначальный наружный повод, который является возбудителем данной выразительной реакции. Где заключительная кажется самостоятельной, т. е. самостоятельной от наружного воздействия, там это заключительнее представляется отдаленным и обязано быть найдено в прошлом. Таким образом, окончательною целью беспристрастной психологии является изучение соотношения организма с наружным миром в связи с его прошлым опытом абсолютно самостоятельно от тех субъективных переживаний, которые могут предполагаться в организме при наружных воздействиях по аналогии с самим собой. Для беспристрастной психологии нет надобности разговаривать об чувствах, представлениях, понятиях и проч. Она обязана разговаривать только о наружных раздражениях и впечатлениях, о следах, оставляемых ими в центрах, о сочетании их друг с приятелем и о тех или иных наружных реакциях в их соотношении с былыми наружными воздействиями, подействовавшими на организм как непосредственно перед их проявлением, так и в прошлый период медли.
Имея своей прямой целью изучать соотношение между наружными раздражениями и беспристрастными проявлениями сердито-психической деятельности, беспристрастная психология обязана выбросить из своего обихода и все метафизические термины, усвоенные субъективной психологией, как воля, ум, желание, желанье, чувство, память и т. п. Для обозначения всех вообще явлений, нарекаемых в субъективной психологии искренними, мы будем пользоваться термином сердито-психические процессы, совокупность же их будем именовать невропсихикой, имея в виду, что каждый сердито-психический процесс сопровождается материальными процессами в мозгу, т. е. процессами сердитого характера.
При этом возникает природно вопрос: следует ли удержать для такой науки, которая изучает наружные реакции организма в связи с истинными и прошлыми раздражениями, название психологии, желая бы и беспристрастной. Что это за психология без души, скажет читатель? Но мы уже условились условно того, что в основе сердито-психических процессов лежат материальные процессы, от них абсолютно неотделимые, следовательно, не все в душе оказывается субъективным, но имеются и беспристрастные явления, а следовательно, и психология не обязана быть необыкновенно субъективной, а может быть и беспристрастной, если имеет своей задачей исследовать только беспристрастную сторону сердито-психических явлений.
Некоторые из биологов, имеющие объектом своего исследования организм животных, претендуют на то, чтобы даже слово психический было вычеркнуто из науки; на место же слова психический они подставляют иные термины, которые малюсенько что выражают. Мы не делим этих взоров. Термины психический и психика до такой ступени укоренились в разумах людей, что, с нашей точки зрения, было бы бесплодно исключать их из области беспристрастного знания, тем более что сущность дела содержится вовсе не в названии, а в соответственном понимании предмета. По всем вышеуказанным основаниям мы полагаем, что нет достаточного основания устранять из научного обихода термины психический и психика, желанно лишь в видах светлого указания, что эти явления сопровождаются чисто материальными процессами, сменять их в беспристрастной психологии терминами сердито-психический и невропсихика. С иной стороны, желанно удержать название беспристрастная психология для изучения соотношения вышеуказанных наружных сердито-психических реакций с предшествующими раздражениями для того, чтобы иметь непрерывно в виду отношение новой науки к прошлой субъективной психологии и чтобы вселить в разумах веру в то, что психика или —- точнее — невропсихика, как ее разумеют все, может изучаться не одним только самонаблюдением и самоанализом, но и чисто беспристрастным маршрутом.
Вряд ли нужно разговаривать, что разумеемые в вышеуказанном смысле задачи беспристрастной психологии далеко не совпадают с задачами субъективной психологии. В то время как заключительная изучает субъективные проявления невропсихики и обоюдную связь между ними, не относя к сфере своего исследования ни предшествующее раздражение, ни даже движение и иные процессы, являющиеся прямым выражением невропсихики, беспристрастная психология, как мы ее разумеем, оставляя абсолютно в стороне характер субъективных переживаний, вызываемых наружным раздражением, и вероятную связь между ними, останавливает свое внимание необыкновенно на соотношении между прежним наружным раздражением и наружным же проявлением невропсихики, устанавливаемым маршрутом внутренней переработки возбуждения, вызванного прежним наружным раздражением,—переработки, происходящей на основании установления связи нового впечатления со следами от былых ранее впечатлений. Если разуметь беспристрастную психологию в более широком смысле, то ее предметом является изучение наружных отношений живых существ к окружающему миру, обусловленных былыми наружными воздействиями заключительного на организм животных.
Способность живых тел реагировать на наружные раздражения со медли Glisson ‘ a и Haller ‘ a можно условно именовать раздражительностью. Эта раздражительность познается нами при посредстве той или иной формы движения. Будет ли это движение механическим, химическим или молекулярным, оно во всяком случае доступно беспристрастному исследованию. Эта раздражительность является прообразом всякой ответной реакции живого организма на наружные воздействия. Но ближе всего к этой раздражительности стоят так именуемые простые рефлексы, где ответное движение находится в прямой и неизменной связи с подействовавшим раздражением.
Надо иметь в виду, что реакция на наружные воздействия происходит не в одних только живых организмах, но и в телах мертвой природы. Всякий металл подвергается изменению в своем молекулярном состоянии под воздействием наружного удара, теплоты, электричества и т. п. Но в живых организмах самостоятельно от этих молекулярных перемещений происходят реакции особого рода, побуждающие к деятельности или угнетающие деятельное состояние сократительных клеточных элементов как первичных организмов, сочиняющих живую единицу. Иначе разговаривая, здесь мы встречаемся с реакцией целой системы, именуемой клеточным образованием, или ряда систем, именуемых тканью и органом. При этом, если иметь в виду животных, основное, что описывает упомянутую реакцию, это то, что она обусловливается не одним лишь наружным раздражением, но и стоит в определенном соотношении со следами былых ранее раздражений.
Уже в простых рефлексах мы видим как бы унаследованную наружную реакцию на раздражения, действовавшие на организмы прошлых поколений, причем каждый рефлекс выработался в течение целых генераций в определенную, наиболее подходящую для благосостояния данной живой системы форму: между тем в сердито-психических процессах мы имеем в ре зультате наружного раздражения ответное движение, которое не стоит в прямой и непосредственной, а потому и неизменной связи с первым, как в простых рефлексах, а находится с ним в связи при посредстве сохранившихся в течение индивидуальной жизни следов прошлых воздействий. Следовательно, сердито-психическая деятельность предполагает прежде всего впечатление и образование следов наружного воздействия в мозговых центрах и возможность их оживления при посредстве воздействия иного рода, входящих в сочетание с упомянутыми следами, которые, в свою очередь, стоят в ближайшем или более отдаленном сочетании с двигательными импульсами.
При этом нужно иметь в виду, что наступление ответного движения регулируется при посредстве следов внутренних раздражений, благодаря чему ответное движение может быть задержано или усилено в зависимости от его соотношения с упомянутыми следами. Одинаковым образом и следы наружного воздействия могут быть более прочно фиксированными и легче воскрешаемыми благодаря тому процессу, который может быть назван сосредоточением , стоящим также в зависимости в веской мере от следов внутренних раздражений.
Здесь нет необходимости необыкновенно распространяться по предлогу того, что к области беспристрастной психологии обязаны быть отнесены все те приобретения современной психологии, которые имеют ценность беспристрастного знания. Надобно заметить, чтомуже давно проявились стремления к тому, чтобы вывести психологию из области умозрительной науки и сделать ее естественнонаучным знанием. Благодаря этому создалась первоначально так нарекаемая психофизика, подвергающая математическому анализу некоторые отделы психологии, затем физиологическая психология, осматривающая психические процессы в связи с отправлениями мозга, и, наконец, так нарекаемая экспериментальная психология, имеющая целью применять опыт к изучению невропсихики, дабы тем сделать изучение так нарекаемых внутренних resp . психических явлений более точным, чем это достигается маршрутом простого самонаблюдения.
Тем не менее и физиологическая, и экспериментальная психология, если отрешиться от некоторых второстепенных задач, изучают основным образом субъективную сторону сердито-психических процессов. Поэтому беспристрастная психология для выяснения своих задач может воспользоваться только той долею материала психофизики, физиологической психологии и экспериментальной психологии, которая может служить к выяснению отношений между воздействиями наружных раздражений и наружными же проявлениями невропсихики,— отношений, сочиняющих предмет изучения беспристрастной психологии.
Само собою разумеется, что материалом для беспристрастной психологии обязаны служить не только наблюдения над людьми как здоровыми, так и больными, но и обширные наблюдения над животными всех видов. Кро-
ме того, беспристрастная психология дает широкое поле эксперименту над животными, который, с одной стороны, дозволяет исследовать реакции на наружные раздражения со стороны функций, малодоступных для исследования у человека, как, например, движение внутренних органов, отделение пищеварительных желез, почек, половых органов и проч., с иной стороны, маршрутом удаления подходящих областей мозга дозволяет установить те центры, участие которых необходимо для проявления определенной наружней реакции. Нужно, впрочем, иметь в виду, что сходственные же исследования вероятны и над людьми с поражением тех или иных участков мозга.
Вместе с этим эксперимент дает возможность установить, как упомянутые реакции изменяются в зависимости от применения тех или иных внутренних средств и общих наружных воздействий. Наконец, маршрутом эксперимента выясняются как скорость развития определенных реакций, так и изменение этих реакций в зависимости от тех или иных условий эксперимента.
Можно было бы мыслить, что разумеемая в вышеуказанном смысле беспристрастная психология уступает субъективной психологии в том отноше нии, что, пренебрегая метод самонаблюдения, она обречена на темное отга дывание того ряда внутренних возбуждений, который скрывается за цепью воспоминаний, входящих в область исследования субъективной психоло гии. Но дело в том, что самонаблюдение не может иметь вообще никакого значения, если воспоминания о пережитом не выражены в определенных словесных символах, а с тех пор как пережитый сердито-психический процесс выражен в тех или иных словесных символах, он уже дает соответ ствующий материал, содержащийся в этих символах, и для беспристрастной психологии, которая разглядывает слово как одну из главнейших двигательных реакций человека .
Таким образом, пережитый сердито-психический процесс, или цепь воспоминаний, по терминологии субъективной психологии, выраженная в словесных символах, без чего она вообще не может быть доступна никако му научному исследованию, становится предметом изучения беспристрастной психологии, но это изучение происходит не’ с точки зрения характера пережитых субъективных состояний, а в отягощении тех наружных необыкновенен ностей, которые мы раскрываем в этих словесных символах, и зависимости их от следов былых наружных раздражений. В целях беспристрастной психологии поэтому нет надобности при изучении сердито-психических процес сов подставлять самого себя на место иного личика, передававшего нам свои воспоминания, как дозволяют обычно представители субъективной психологии. Для первой в этом случае есть только один метод, метод объек тивный, и потому она обязана обратиться к беспристрастному изучению тех наружных движений и словесных знаков или символов, которыми выразится цепь беспристрастно протекших в центрах сердито-психических процессов без обращения внимания на сопутствующие этим протекшим процессам субъективные явления. Если словесные знаки не вполне выражают цепь былых процессов, то заключительная все одинаково не может быть воспроизведена в точности никаким горячим воображением иного личика, тогда как беспристрастное наблюдение наружных реакций в момент самих процессов дополняет недостающее в словесных символах, которые выражают протекший сердито- психический процесс.
Из всего вышесказанного явно, что только один беспристрастный метод в изучении сердито-психических процессов иных лиц дает вполне твердую точку опоры для научных выводов. В зависимости от большего или меньшего развития и усложнения наружных реакций, развивающихся под воздействием наружных раздражений в связи с прошлым опытом, мы и можем сое-
тавить себе суждение о большей или меньшей полноте и разнообразии сердито-психических отправлений, а следовательно, о большем или меньшем развитии и совершенстве невропсихики; всякий же иной способ оценки невропсихики животных и иного человека для нас остается по самой сути дела недоступным.
Само собою понятно, что для того, чтобы наблюдать деятельность невропсихики в ее наружных проявлениях, необходимо точно наблюдать, а при возможности и регистрировать все вообще движения и прочие реакции в организме, развивающиеся при наружных воздействиях в связи с прошлым воздействием и отмечать те наружные раздражения, следы которых послужили для них наружным предлогом. Это сравненье наружных реакций с их действительными предлогами, т. е. былыми наружными раздражениями, и дает возможность установить соотношение первых с заключительными, как оно дано в беспристрастном наблюдении. Нет надобности разговаривать, что применение эксперимента и здесь получает признательную почву, но не в видах изучения субъективных переживаний, как это мы имеем обычно в современной нам экспериментальной психологии, а с целью точнее выяснить те соотношения, которые устанавливаются между наружным впечатлением или следом от наружного раздражения и следующей за ним наружней сердито-психической реакцией.