О ГОЛОВЕ, МОЗГЕ И
ОРГАНАХ ЧУВСТВ
ГЛАВА I
609. Так как после всего сказанного следует осмотреть
все доли шеи и головы, то прежде чем приступить к описанию каждой: из них в
отдельности, полезно выучить, с какой целью эти члены были созданы, неподражаемо
если принять во внимание, что у многих животных нет или обоих членов,, или
только одной головы. Лангусты, раки, морские раки, крабы не имеют ни того, ни
другого; все 610. рыбы имеют голову, но не имеют шеи. Что дотрагивается
образования шеи, то его нетрудно понять. Шея всегда пропадает вместе с легким.
Поэтому у всех рыб нет шеи, ибо у них отсутствует легкое. Против, животные,
владеющие легким, все без исключения имеют шею. Если это так, то,
осматривая взаимосвязь долей шеи с легким, независимо’ от того, дотрагивается
ли эта связь одной доли или нескольких, мы пришли бы к выводу о
необходимости всей шеи целиком. Но в ней есть доли, не имеющие безусловно
никакого сродства с тканькм легкого; это находящиеся сзади позвонки и
содержащийся в них спинной мозг, некоторые вязки и сухожилия, и вообще во
всей шее многочисленные мышцы, нервы, железы и канал желудка, именуемый
пищеводом. Есть и другие^ доли, свойственные легкому, как, например, артерии
и вены, но так как легкое получает их от сердца, то зачем нужна ему еще шея?
Остается система трахеи, общая и легкому, и шее-611. Так как три сосуда
составляют основу легкого—вена, гладкая артерия и трахея, два первых оо-щи
всему телу, так что не найти ни одной области, где не встретились бы та и
иная. Что дотрагивается системы трахеи, то она существует только в шее и в
легком. Являясь единственной в шее, эта очень великая артерия делится в
легком, разветвляясь на очень много артерий (бронхов). Вот почему все живые
существа, имеющие легкое, вдыхают воздух в это легкое через эту трахею и
через нее же выдыхают его. Выдыхание воздуха — материальная причина гласа,
как мы это доказали, производится трахеей. Без нее глас не может возникнуть,
а первый, и самый главный голосовой орган, именуемый глоткою, сочиняет
верхнюю часть трахеи. Ее нарекают еще глоткой (pharynx) одноименно с органом,
находящимся перед глоткою (larynx); отсюда вытекает, что глас отсутствует у
всех живых-существ, лишенных шеи. Вот каким образом с легким связана глотка,
столь полезная для живых существ. И ради нее была создана шея. В
самом деле, так как легкое заключено в грудной клетке, 612. а трахея выходит
из легкого и неминуемо кончается в полости рта, то все доли,
расположенные между концом грудной клетки и началом полости рта, были созданы
ради этой трахеи. Так как грудная клетка и полость рта разделены и удалены
друг от друга, то все промежуточное пространство послужило местом прохождения
как для всего, что идет сверху вниз, так и для идущего снизу вверх. Нисходящие
органы — это нервы, пищевод, мышцы, спинной мозг, а восходящие — вены,
артерии, самая гортань. Для охраны спинного мозга служат окружающие его
позвонки. Железы заполняют промежутки между сосудами; кроме того, перепонки и
вязки оберегают и одновременно связывают упомянутые выше доли, а шкура
закрывает их все, как одна общая оболочка. Такова шея, созданная, как мы
только что показали, для глотки, органа гласа и дыхания. Природа, умеющая
использовать часть тела, умышленно, созданную для определенной цели, также
для иных несходных функций, наградила 613. многих животных шеей, которая
обязана исполнять у них функции руки. Вот почему те, которые хватают свою еду
с земли прямо ртом, имеют шею, столь же длинную, как и ноги. Но человек и ему
сходственные живые существа имеют шею, созданную ради глотки, а эту
глотку— ради гласа и дыхания, так что величина ее такова, какая была
необходима глотке (pharynx) для исполненья указанных функций. Кроме того,
следовало, чтобы области лопатки, плеча, предплечья и кисти получали нервы из
шейных позвонков. Несколько далее мы укажем, что так же обстоит дело с
диафрагмой. Для творения этих нервов следовало поместить в интервале между
головой и грудной клеткой еще позвонки, из которых и состоит шея. Так как
рыбы не имеют трахеи, то у них нет и названных выше долей. Поэтому следует
сказать, что шея у них или совсем отсутствует, или очень краткая, состоящая
только из двух 614. первых позвонков. Итак, если у этих существ шея очень
краткая или ее совсем нет, то она очень длинная у животных, которым она
служит вместо рук, и средних размеров у тех, у которых, созданная ради
гласа, она затем была создана еще и для того, чтобы дать возможность
возникнуть нервам, предназначенным для передних органов 91. Среди этих живых
существ находится и человек, описать строение которого является нашей
истинной целью. Итак, мы уже достаточно досконально разобрали вопрос о
назначении шеи.
ГЛАВА II
Многим казалось, что голова была создана ради мозга и что,
следовательно, она содержит в себе все органы чувств, как бы в качестве
служителей и телохранителей большого короля. Но крабы и иные ракообразные (mala-costracoi)
не имеют головы; часть, правящая их ощущеньями и произвольными движениями,
безусловно, находится в грудной клетке, в том месте, где у них сосредоточены
все органы чувств. Итак, то, чем у нас является мозг, заменяется 615. у этих
животных той долею, к которой относятся движения и ощущения. Или если
началом всего этого является не мозг, а сердце, то у безголовых органы чувств
с полным основанием были помещены в грудной клетке, так как таким образом они
направляются к расположенному около них сердцу. Наоборот, ошибочно, что у
иных они связаны с мозгом; люди, делящие этот взгляд, обязаны считать
голову тем более излишней, что они не сумели бы ни указать назначение мозга, ни
расположить вокруг него органы чувств. Ведь размышлять, что мозг, имея в виду
природную теплоту сердца, был создан для охлаждения и возрожденья
умеренной температуры, безусловно нелепо. При таком предположении
природа, вместо того чтобы помещать его так далеко от сердца, или сделала бы
из него оболочку для сердца, как она сделала это из легкого, или, по крайней
мере, поместила бы его в грудной клетке, но не прикрепила бы к головному
мозгу начала всех органов чувств. Если бы даже она допустила столь великую
небрежность, удалив его от сердца, то ей во всяком случае не было никакой
необходимости объединять с ним чувства. Но она не разъединила бы эти два
органа двумя столь толстыми и прочными 616. покрышками, одев черепом первый
из них и грудной клеткой — второй. Если бы она даже пренебрегла и этими
условиями, она, окончательно, не поместила бы шеи между этими двумя органами, шеи
столь длинной у животных с наиболее теплой кровью, получивших свое название
от своих острых зубов 92, шеи, еще более длинной у птиц, так что у них
головной мозг столь же удален от сердца, как и ноги. По-моему, это учение
того же порядка, как если бы сказать, что пяточная кость была создана ради
сердца. Да не подумают, что я шучу, разговаривая так. Внимательное исследование
покажет тебе, что охлаждение быстрее доходит до сердца от пяточной кости, чем
от головного мозга. Если сердце и пятка кажутся достаточно отдаленными друг от друга
по меньшей мере у человека, то не у всех животных дело обстоит точно так же.
Они также не разъединены двойной костной покрышкой, как плотными стенками. В
самом деле, грудная клетка не имеет костей только в нижних частях; здесь
находится перепончатое и мышечное тело, именуемое диафрагмой, хорошо
приспособленное для передачи охлаждения. И, окончательно, ты найдешь, 617. что
пяточная кость много холоднее, чем головной мозг. Ведь за неимением иной
причины непрерывность движения способна согреть головной мозг, если уже не
сказать о великом количестве и о крупных размерах находящихся там вен и
артерий, превосходящих по своей теплоте остальные сосуды любых иных долей
тела. Кроме того, он покрыт двумя мозговыми оболочками, затем очень твердой,
очень плотной и толстой костью, так как таковая кость находится у основания и
именно через эту кость, а не через крыши обязано пробить себе путь к сердцу
холодящее деяние. Все это, безусловно, увеличит тепло головного мозга и
сделает путь для охлаждения к сердцу очень трудным и даже безусловно
невероятным. Кроме того, зачем надобно подготовлять в головном мозгу охлаждение
для сердца при наличии дыхания, деяние которого так постоянно и постоянно.
Пока оно действует на живое существо, оно может остужать сердце двояко: при
вдыхании, вводя струю свежего воздуха, а при выдохе, привлекая сгоревшие доли.
Если только не представить себе, что воздух 618. теплее головного мозга и что
вследствие этого сердце, менее охлажденное, чем следует, нуждается в поддержки
головного мозга как более холодного. Но таков взгляд многолюден, пытающихся
пустопорожними словами победить истину или не считающихся с фактами. Ведь при всяких
обстоятельствах мы обретаем, что головной мозг гораздо теплее воздуха,
приложим ли мы руки к пролому в черепе или в виде опыта возьмем какое-нибудь
животное и, сняв у него часть черепа и надрезав мозговые оболочки,
прикоснемся к мозгу. Более того, всякий знает, что в случае пролома мы
прилагаем наивеличайшие усилия к тому, чтобы извлечь кости из головы, чтобы мозг
не охладился. Его охлаждение — случай, наиболее опасный для раненого. А между
тем, если бы воздух был теплее головного мозга, он не охладил бы его. Но в
действительности даже летом он легко охлаждается и требует безотлагательного
согревания, не только потому, что он сам не является холодным телом, но и
потому, что он болезненно переносит прикосновение к холодной субстанции.
Может быть, скажут, зло происходит не 619. от головного мозга, а от
охлаждающихся оболочек, неподражаемо тонкой оболочки, в которой находятся
наиболее многочисленные вены и артерии и которая постоянно пульсирует на
всем своем протяжении, что не может иметь места без наличия тепла, доходящего
до кипения. А вы, почтеннейшие, утверждая, что тонкая оболочка теплая,
дерзаете заявлять, что головной мозг холодный, тогда как она со всех сторон
проникает в ткань мозга, так что нельзя найти ни одной доли мозга, которая
не имела бы ее! Или, может быть, вам не известен этот факт и вы полагаете,
что мозг только окружен ею, а не пронизан и оплетен ею во всех направлениях?
Даже в том случае, если бы она только окружала головной мозг, он не мог бы
остужать сердце, от которого он так удален и разделен двойной костной
преградой. И разве он не должен согреваться оболочкой, с которой находится в
постоянном соприкосновении, если только не допустить, что холодная часть
может охладить даже отдаленные области, а теплая не может согреть даже
соседние? Ведь таковы, безусловно, нелепые доказательства тех, кто меньше
беспокоиться об истине и больше волнуется о том, чтобы оберегать свои собственные
620. взоры, и кто не только не надеется на1 чувства и логическую
последовательность, но не стесняется сражаться с ними.
ГЛАВА III
Х1то эти изъяснения были приняты кое-кем, этому дивиться
нечего, но :кто не преисполнится высшего удивления, если
их поддерживает Аристотель, философ, не пренебрегший изучением явлений,
раскрываемых анатомией, признающий их полезность, который сам разговаривает, что
среди проблем одни требуют решения, иные — объяснения, третьи —
подтверждения чувствами? 93 А затем оказывается, что он не верует больше
явлениям, подтверждаемым ощущеньями, и забывает свои собственные слова. В
самом деле, осязание всегда разговаривает о том, что головной мозг теплее
окружающего воздуха. И вот Аристотель полагает, что он был создан для
охлаждения сердца, но он забывает, что сам же заявлял, что это охлаждение —
результат дыхания. Он благороден хвал за то, что, сообразно Гиппократу и вместе
с тем истине, доказал выгоду дыхания. Но он не прав, забывая, что в другомместе
сам сказал, 621. что воздух по природе теплый. Или, если его можно оправдать
за то, что он пренебрегал свои ложные утверждения, то нельзя оправдать за то,
что он мыслит, словно сердце недостаточно охлаждается одним воздухом, и
что ему необходим еще орган, далеко не столь холодный, как воздух, и
который, даже если бы он был холоднее этого воздуха, не смог бы ввиду своей
отдаленности, количества и плотности промежуточных тел передать холод сердцу?
Но во имя богов, если воздух через легкое проникает до самого сердца, или не
сам воздух, то по меньшей мере его свойство и видя, что это происходит
постоянно, без перерыва, как можно вообразить, словно для того, чтобы умерить
его тепло, ему необходим еще помощник? Если же ему нужна помощь, то превосходнее
было бы утверждать, что охлаждение дает ему легкое, приписывая это или его
мягкой субстанции, как это делает Платон, или его холодной природе. Ведь
ничто не мешает осмеливаться на сходственные утверждения, поскольку вообще
решились пренебрегать свидетельством органов чувств 622. [Итак,
если, надеясь только на осязание, можно доказать, что легкое теплое, и если
следует допустить также на основании осязания, что и сердце также теплое] м,
как можно не поверить, что головной мозг теплее воздуха, так как охлаждение
его до температуры воздуха равносильно смерти. Как может головной мозг
остужать сердце, и разве не быстрее сердце способно согревать мозг,
находящийся над ним*, так как всякое тепло устремляется подниматься? И почему головной
мозг высылает .к сердцу незначительный нерв, тогда как все органы чувств берут от
мозга великое количество его вещества? Ведь нельзя было бы сказать и того,
что головной мозг, будучи предназначен для охлаждения сердца, является
полезным органам чувств для чего-либо иного. В самом деле, орган, •созданный
для охлаждения сердца, должен непременно, будучи источником мороза,
передавать его всем соседним телам. Таким образом, из всех органов один
только мозг являл бы собой чудо, если бы он мог через многочисленные
промежуточные тела остужать очень отдаленные доли и более теплые, чем он
сам, и если бы он не мог оказывать того же деянья на тела 623. очень
недалёкие и менее теплые, с которыми он соприкасается. Но, разговаривает Аристотель,
не все органы чувств доходят до головного мозга. Что это за речи, о
Аристотель! Я стесняюсь даже сегодня, вспоминая эти слова. Разве в каждое ухо
не входит слуховой нерв с самыми оболочками? Разве не опускается к каждой
стороне носа часть головного мозга, веско более главная, чем та, которая
направляется к ушам? Разве каждый глаз не получает нерв мягкий и нерв
твердый, из которых один прикрепляется к задней стенке, иной — к
двигательным мышцам? Разве не доходят до языка четыре нерва, два мягких,
проникающих через небо, и два твердых, опускающихся вдоль каждого уха? Итак,
все органы чувств связаны с головным мозгом, если следует веровать зрению и
осязанию. Нужно ли мне сказать о иных долях, входящих в состав мозга.
Нужно ли подтверждать, какую выгоду приносят мозговые (chorioeides) ■оболочки,
сетчатое сплетение, шишковидная (conarion) железка, воронкообразное (myelos; pelvis)
продолжение полости третьего мозгового желудочка, воронка, лира,
червеобразное 624. возвышение, множество желудочков, отверстия, посредством
которых они сообщаются друг с ином, разнообразие очертаний, две мозговых
оболочки, апофизы, идущие к спинному мозгу, корешки нервов, которые не только
входят в органы чувств, но и идут к горлу, глотки, пищеводу, желудку, ко
всем внутренним органам, кишкам, ко всем долям лица? Аристотель не пытался
объяснить назначение ни одной из этих долей, так же как и нервов сердца; а
ведь головной мозг — начало всех этих нервов. Если бы он был предназначен
только для охлаждения, он должен был представлять собой бездейственную и бесформенную
губку, не имеющую никакого искусного строения; а сердце, если оно не является
началом ни артерий, ни естественного тепла, не только не имело бы трудных
очертаний, но не обязано было бы и существовать как начало. Эти великолепные
цели, отмеченные в обоих органах наивысшей мудростью, подтверждаются основным
образом тем обстоятельством, что последователи Аристотеля не только не
дозволяют, что головной мозг является началом нервов, а сердце — началом
артерий, 625. но и заявляют, что один из двух органов лишен всякой
целесообразности. Одни разговаривают об этом звучно, как Филотим, иные ходят
кругом да около, как сам Аристотель. В самом деле, признавая за головным
мозгом только одно свойство, которого он безусловно лишен, и полагая, что
головной мозг не имеет никакого иного назначения, он тем самым присуждает
его к полной бездеятельности, желая и не решается открыто признаться в этом.
Но теперь не место сказать о функциях. То, что мы сказали в начале всей этой
работы, становится безусловно ясным, а именно, что невероятно обстоятельно
описать назначение какой-либо одной доли, не зная функций всего органа.
ГЛАВА IV
Итак, для истинных изъяснений мы вновь воспользуемся
нашими доказательствами приведенными в ином месте. Мы доказали в нашей
работе «О догматах Гиппократа и Платона», что головной мозг есть начало всех
нервов, всякого ощущения и произвольного движения и что началом всех
артерий и естественного тепла является сердце. Опираясь на эти данные, которые
будут лежать в основе нашего изложения, мы опишем 626. назначение долей
головы и прежде всего самой головы в ее целом. Вот вопрос, который мы
поставили себе целью обсудить с самого начала этой книги и разбор которого,
как мне кажется, мы достаточно продвинули вперед, чтобы признать, что голова
была создана не для головного мозга, даже если считать мозг началом ощущения
и произвольного движения, и что невероятно не погрешить во всем этом
рассуждении и не попасть в затруднительное положение при отыскании назначения
каждой доли, если, лишив головной мозг того, что сочиняет начало
вышеназванных функций, допустить, что за точку отправления следует принять
отыскание цели существования головы. Ведь крабы, все семейство раковых, а
также киты и многие иные сходственные животные или совсем лишены головы, или
имеют только один зачаток. Тем не менее у всех этих животных все органы
чувств находятся в груди, а следовательно, и начало всех этих чувств
вмещается там же. Это начало не следует нарекать подобием головного мозга,
как это 627. иногда делает Аристотель, введенный в заблуждение
названьями, даваемыми не по самой сути дела, а по случайным
обстоятельствам. Это относится к термину (enkephalos —«содержащийся в
голове»). В самом деле, название это он получил от занимаемого им положения.
Платон, желая охарактеризовать его вещество и считая себя
правым, именует его myelos — «питательное вещество». Но если это так,
то следует еще кое-что прибавить к этому названию. Ведь существует один мозг
в позвоночнике, иной — в каждой из костей, но эти разновидности мозга не
являются началом всякого ощущения и движения. Поэтому многие нарекают его
головным мозгом, сходственно тому, как разговаривают спинной мозг, иные, не нарекая
его головным мозгом, нарекают его просто мозгом. Но и сообразно заключительным, это
— смысл слова, а не его название, которое описывает эту часть; таким
образом, то, что высказано нами с самого начала, остается непреложным, а
именно, что головной мозг не имеет подооного глазам, ушам, языку, легкому и
почти всем другим частям специального названия, определяющего его
сущность. О перечисленных выше долях можно сказать, что орган зрения
величается 628. глазом, орган слуха — ухом, то же — и по отношению к каждой
из иных долей. Но мы не можем сказать, как величается орган, являющийся
началом ощущения и движения. Его нельзя назвать просто мозгом (myelos),
потому что не всякий мозг владеет качествами, свойственными ему. Его нельзя
назвать просто enkephalos — («содержащийся в голове»),, так как у животных,
не имеющих головы, по-видимому, не существует головного мозга; все же из-за
этого не следует нарекать его подобием головного мозга, оберегаясь такого
названия. В самом деле, желая у крабов глаза и уши занимают иное положение, мы
не именуем их подобием глаз и ушей. Ведь у каждого органа сущность не
изменяется от занимаемого им положения, даже если его название происходит от
местоположения. Также обстоит дело и с головным мозгом, желая он и должен
своим названием своему положению, так как получил его оттого, что
вмещается в голове. Однако, когда мы увидим его укрепленным на долях
грудной клетки у лишенных головы животных, мы не скажем, что это— иное
вещество, сходственное головному мозгу. Мы скажем, что это именно и есть головной
мозг, признавая, однако, что ветхое 629. название ему не подходит. Чтобы то,
что я разговариваю, стало для тебя более ясным и более явным, обозначь его
латинским названием «cerebrum» 95, обусловленным, по-видимому, не положением
и не каким-либо иным обстоятельством, а самой сущностью, и ты убедишься,
что ничто не помешает тебе сказать, что у человека cerebrum — название,
которое дают ему римляне,— расположен в голове, у крабов — в грудной клетке;
хорошо, вместо cerebrum назовите его skindapsos 96 сходственно тому, как мы
именуем глазом орган зрения не только, если он находится в голове, но и
тогда, когда он вмещается на грудной клетке. Точно так же, какая бы ни была
у животного часть, управляющая для всех иных чувствами и произвольными
движениями, назовем ее скиндапсом. Если головной мозг является источником
ощущения и движения и если ощущения и движения существуют у животных, которые
не имеют головы, но имеют головной мозг или его подобие, то светло, что голова
создана не ради головного мозга. Можем ли мы еще сказать, что крабы
владеют подобием скиндапса? Или, явно, не можем? В самом деле, надлежит
давать одно названье 630. всем органам, имеющим одну и ту же функцию. Все
зрительные органы, хотя бы и различные и разнородной формы [в
зависимости от своего положения.—В. Т.], по праву величаются глазами. На том
же основании все органы слуха называют ушами, а носом — все органы
обоняния. Точно так же часть, правящая чувством и движением, единична и
тождественна у всех живых существ, желая она и находится в разных областях.
Но если у упомянутых Животных эта часть вмещается в грудной клетке, то светло,
что голова не была создана ради этой доли, как не была она создана и ради
полости рта, так как и рот вмещается у тех же животных в области грудной
клетки. Это же можно сказать и в отношении ушей, так как и они занимают то же
положение. Наконец, у всех животных, не имеющих головы, нос и каждый из
остальных органов вмещается в области груди.
ГЛАВА V
Но с какой же целью природа снабдила головой большинство
живых существ? Мне кажется, что мы 631. узнаем это, лишь следуя тому методу
исследования, который наметили с самого начала. Если мы среди долей,
находящихся в голове, найдем такую, которая отсутствует в груди безголовых,
то мы не ошибемся, сказав, что голова существует ради этой ч;асти. Таким
будет метод нашего исследования. Было бы желанно, чтобы удалось открыть
то, что является предметом нашего исследования; а открыть это можно следующим
образом: у крабов, китов, лангустов и у всех безголовых глаза находятся на
удлиненной шее; но и эти глаза не могли находиться в нижней доли, как рот,
нос и уши, так как их функции требуют возвышенного положения. По этой причине
те, кто ждёт нападения недругов или злодеев, поднимаются на стены, на
высокие башни и горы. Также матросы, влезающие на мачту, примечают землю
раньше едущих на палубе. Ведь поднявшемуся на возвышенность виден более
широкий горизонт, чем находящемуся на равнине. У упомянутых животных, имеющих
в качестве кожи твердую чешую, была возможность надежно поместить высоко на
шее глаза, 632. состоящие также из твердого вещества, и прикрыть их
оболочкой, образовавшейся из кожи, столь же твердой, как чешуя; что дотрагивается
человека и иных живых существ, схожих на него, у которых глаза непременно
обязаны были быть мягкими из-за ткани тела и покрывающей их оболочки, столь же
мягкой, как и сама шкура, было опаснее помещать глаза на выкате на удлиненной
шее, так как даже у ракообразных глаза не всегда выдаются, но входят в свои
впадины. Если эти животные пугаются приближения недруга или если деяние глаз
является в данный момент излишним, они втягивают их в грудную клетку и дают им
покойно почивать, так как природа приготовила им в этом месте убежище.
Поместить наши глаза в низком месте противоречило бы их назначению. Поместить
глаза на беспомощной шее было небезопасно, и поэтому природа, не желая ни
уменьшить их полезность, 633 ни уничтожить их безопасность, решила поместить
глаза на возвышенном месте, одновременно дав им охрану. Наверху она создала
брови, снизу она выступом выдвинула щеку, с их внутренней стороны она
расположила нос, а с наружной — кость, именуемую скуловой. Но голова не
состоит из соединения этих долей, так как эти заключительные могут суще" ствовать
без головы. Зачем же нужно было поместить в этом месте остальные доли,
совокупность которых величается головой? Каждый орган чувств нуждается в
мягком нерве; в нерве, потому что он есть орган ощущения; з мягком нерве,
потому что орган чувства должен быть знаменитым оора-зом расположен и
возбуждаться наружным предметом, чтобы возникло ощущение. А ведь мягкое
вещество более способно воспринять впечатление, а плотное — действовать. Вот
почему мягкие нервы нужны органам чувств, а плотные — всем остальным долям,
предназначенным для произвольных движений. Поэтому в самих органах чувств,
приводимых в движение волей, как глаза и язык, существуют нервы 634. двух
видов, а не только мягкие нервы, как в ушах и носе. Отсюда следует, что в
случае повреждения одного из двух нервов страдает только та полезная функция,
которая связана с испорченным нервом. Так, не раз можно было наблюдать, что
язык лишен или движения, или способности чувствовать и расценивать вкус. Кроме
того, мягкие и плотные нервы выходят не из одних и тех же долей головного
мозга и следуют не по одному пути, чтобы дойти до органов чувств. В самом
деле, одни, выйдя из мягких долей, а иные — из плотных, направляются к
органам чувств одни — по прямой ЛИНИИ, а иные — обходом. Итак, среди
нервов, кончающихся у языка, одни — вышедшие из нижних и передних долей,
иные — вышедшие из задних и боковых долей головного мозга — прикрепляются
к языку, но первые непосредственно, а вторые — твердые после предварительного
огибания, вокруг шеи. Кроме того, мягкие нервы разветвляются по наружной
поверхности языка, тогда как твердые нервы расходятся в мышцах. Ведь, •с
одной стороны, язык своей наружной поверхностью воспринимает 635. вкусовые
впечатления, а с иной стороны, он приводится в движение мышцами. Ум
требовал, чтобы нервы, предназначенные для ощущения, прикреплялись к долям,
более приспособленным к этому, тогда как иные нервы — твердые внедрялись в
мышцы как органы движения. То же относится и к нервам глаз, из которых одни —
твердые нервы — внедряются в мышцы, а иные — в основной и существенный орган
зрения — в хрусталик. Но в числе всех этих мягких нервов, идущих к глазам,
языку, ушам и носу, нет ни одного, который, раз пройдя через череп,
длился бы за пределы этих органов, сходственно каждому из твердых нервов.
Ведь он был бы тотчас же разорван или испорчен не только при встрече с
наружными предметами, но еще гораздо раньше — с долями самого тела, с
которыми он каким-либо образом пришел бы в соприкосновение. Вот лочему каждый
орган чувств должен находиться недалеко от головного мозга. Если это так, то мы
нашли то, что отыскиваем с самого начала. Светло, что головной мозг был помещен 636.
в голове ради глаз и что каждый из иных органов чувств был помещен там
из-за головного мозга. Безусловно понятно также, что местоположение рта
обязано было находиться в голове, так как в нем должен был вмещаться язык.
Было превосходнее, чтобы язык не был обнажен и безусловно открыт, и он не мог быть
надежнее укрыт, чем во рту. Находясь в этом месте, язык мог превосходнее расценивать
вкусовые качества, служить органом речи и весьма помогать акту жевания и
глотания.
ГЛАВА VI
Мы сказали все, что желали сказать о голове как целом.
Теперь следует осмотреть назначение каждой из ее долей, начиная с самого
головного мозга. По своей ткани головной мозг очень схож на нервы, началом
которых он является, с той только разницей, что головной мозг мягче, чем
нервы — свойство, вполне подходящее для органа, где сходятся все ощущения,
где зарождаются все вымыслы воображения и идеи интеллекта. В самом деле,
легкая изменяемость 637. —это условие, благосклонное для сходственных функций и
впечатлений, а изменяемости всегда больше в мягком, чем в плотном. Вот почему
головной мозг мягче, чем нервы. Но так как нервы обязаны были иметь двоякую
природу, как мы это только что сказали, то и сам головной мозг был создан
двояко: более мягким в передней доли, более плотным в иной доли, которую
анатомы нарекают мозжечком (encranion) и побочным мозжечком (parenkephalis).
Они разделены складкой твердой оболочки и соединяются только на уровне
прохода, расположенного под теменем и телами, окружающими этот проход. Так
как передняя часть обязана была быть мягче как начало мягких нервов, идущих к
органам чувств, а задняя часть — более плотной как начало плотных нервов,
распределяющихся по всему телу, и так-как в смысле безопасности было
нежелательно, чтобы мягкий нерв соприкасался с плотным, то природа создала
раздел между двумя долями мозга и между ними поместила твердую оболочку,
которая обязана была покрыть и весь головной мозг, состоящий из названных выше
двух долей. Кроме того, в этом переднем638. мозгу доли, смежные с
оболочкой, нарекаемой твердой и толстой, были с полным основанием созданы
более плотными; средняя же часть, находящаяся под ними,— более мягкой. В самом
деле, внешняя часть обязана была быть защищена от повреждений и предназначена
для образования более плотных нервов. Что же дотрагивается средней доли, то она в
самом своем положении обретала охрану от поражений и являлась начальной
точкой, подходящей для мягких нервов. Ведь из побочного мозжечка не
зарождается ни одного мягкого нерва. Но передняя часть головного мозга обязана
была непременно дать начало некоторым плотным нервам, как, например, по
моему воззренью, двигательным нервам глаза. Следовательно, несмотря на то что
эти заключительные находятся недалеко от мягких нервов, они в противоположность им
начинаются не в глубоких долях, но в плотных и поверхностных. Итак, все
нервы имеют великую плотность, чем головной мозг, и не отличаются сильно по
своему веществу; желая они одной и той же природы, все же отличаются друг от
друга 639. по своей сухости и плотности. Ощущающие нервы, идущие к глазам,
несколько 9? плотнее головного мозга, но не кажутся более уплотненными. Из
числа всех нервов эти одни покажутся тебе состоящими из вещества головного
мозга сгущенного, но не засохшего. Однако только в этих нервах можно заметить
видимые протоки (poroi — каналы, пути). Вот почему многие анатомы их так и
нарекают, разговаривая, что они, выйдя лз головного мозга, внедряются в заднюю
стенку глаза. Два канала, направляясь по одному в каждый глаз, растягиваясь и
сплющиваясь, образуют сетчатую оболочку, но анатомы прибавляют еще, что некие
нервы направляются к глазным мышцам. В голове находятся четыре органа чувств:
глаз, ухо, нос и язык. Желая у всех начало ощущения исходит от головного мозга
и в этом отношении они кажутся одинаковыми, однако между ними существует
специфическое различие, дотрагивающееся как самих ощущающих способностей, так и
тех тел, при поддержки которых эти способности достигают органа. 640. В самом
деле, среди многих способностей одна воспринимает запах, иная — вкусовые
ощущения, эта — звуки, та—краски. Что дотрагивается трактов (hodon), то тот,
который, выходя пз каждого желудочка головного мозга, кончается уноса,
представляет собой удлиненный отросток, ничем не отличающийся от иных
желудочков 98, тот же, который водит к глазам, по качеству несколько отличен п
не является полностью нервом; водящий к языку является истинным нервом, но
нервом мягким. Тот же, который подходит к ушам, представляет собой нерв, не
столь мягкий, но и не плотный. Пятый тракт, через который проходят
восприятия, вышедшие из головного мозга, есть нерв сильный и плотный, поэтому
он пригоден для движения и осязания наиболее грубого из всех органов чувств,
но не способен к тонкому распознаванию, свойственному иным органам чувств.
Каждый из них непременно должен испытать какое-либо изменение, чтобы
возникло ощущение. Но не каждый орган чувств изменяется благодаря всякому
воспринимаемому пм предмету. Способный чувствовать блещущее и ясное реагирует
на краски, воспринимающий движение воздуха — на звук, 641. а чувствительный к
парам — на запахи; одним словом, сходственное познается сходственным. Таким образом,
орган чувств, связанный с воздухом, не может изменяться под воздействием красок;
ведь необходимо, чтобы тело было блистающим, ясным и очень ясным, если оно
обязано воспринимать светло и отчетливо цвета; сходственное изменение осмотрено в
книгах «О зрении». Мутное и паро-, образное также не может исполнять этой функции,
как и влажное и водянистое, твердое и землистое. Так что ни один аппарат
чувств, кроме органа зрения, не будет изменяться под воздействием красок, так
как один только, этот орган чувств имеет чистый и блещущий аппарат чувств,
стекловидное тело, как это также доказано в книгах «О зрении». Но это
изменение не имело бы последствий, если бы оно не было воспринято правящим
началом, местопребыванием сознания, памяти и понимания. Вот почему часть
головного мозга длится до стекловидного тела, чтобы осознать получаемые
им впечатления. Одно только это удлинение 642. содержит в себе чувствительный
канал, потому что оно одно содержит великое количество психической пневмы. Мы
сказали о субстанции этой пневмы, об ее свойствах и происхождении в работе
«О догматах Гиппократа и Платона». Но как мы уже тысячи раз повторяли, здесь
не даем указаний о функциях. Но так как невероятно распознать назначение
каждой долей, не зная ее функции,— а этот пункт доказан нами с самого
начала,— то следует напомнить эти функции. Итак, возвратимся к нашей теме;
так как орган зрения должен быть ясным и блистающим, то он снабжается из
основного источника обильной пневмой, а из головного мозга. ему посылается
ясное и различимое удлинение, которое на всем своем пути до глаза [мягкое по
образу и подобию мозга; но] ввиду того, что пневма. обязана пройти через
череп, оно становится в целях большей безопасности более плотным отвердевшим
и спрессованным. Как только это удлинение’ проникает во впадины, находящиеся
под бровями и именуемые глазными
643. орбитами, оно сильно расширяется благодаря тому,
что уплощается
и становится более тонким. Таким образом, оно снова
обретает свою перво
начальную природу, так что головной мозг точно
воспроизводится в нем
своим цветом, консистенцией и иными необыкновенностями, о
которых мы
более досконально скажем, когда будем умышленно сказать о
назначении!
частей глаза. В истинный момент мы напомнили о строении
глаза лишь
настолько, насколько это было необходимо для наших
изъяснений, каса
ющихся долей мозга. В самом деле, если бы головной мозг
не был местом
отправления и восприятия изменений, происшедших в
каждом органе-
чувств, живое существо было бы лишено ощущений. Обрати
внимание’
на людей, пораженных ударом: несмотря на то что все их органы
чувств-
невредимы, они им в этом состоянии больше не нужны для
распознавания:
того, что распознается ощущен