6. Обслуживание и практическое мышление
Однако все это еще не значит, что практическое мышление дает завершенную идею средства и, следовательно, возможность творения истинного орудия. И первое, и второе представлены в практическом мышлении лишь в зачаточной форме — во всяком случае на уровне животной ступени его развития.
Естественно встает вопрос: на основе какой формы активности обязано было возникнуть практическое мышление?
ДЛЯ ответа на данный вопрос решающее значение имеет одно наблюдение Кёлера. Его обезьяны почитали играть с ящиками, в великом количестве валявшимися во дворе. Они проводили в этой забаве почти все свое свободное время. Единожды Кёлер приказывал занести все ящики в комнату, в которой обезьяны почивали ночью. Утром, когда их выпустили во двор, произошло нечто достаточно любопытное: несмотря на то, что они казались весьма огорченными по предлогу того, что не могут больше играть с ящиками, ни одной из обезьян даже не пришло в голову возвратиться в спальню и вынести ящики обратно.
Чем можно объяснить данное обстоятельство? Единственное, что в данном случае можно предположить, это то, что для шимпанзе, по-видимому, ящик во дворе и ящик в спальне — не одно и то же, то есть идея идентичности предметов им недоступна. С учетом этого понятно, почему ни Кёлером, ни иными исследователями не описан желая бы один случай, когда животное приберегло на будущее с таким трудом сделанное им орудие. Одно из самых способных животных Кёлера — шимпанзе по имени Султан соединил две бамбуковые палки, сделав одну, более длинную палку, с поддержкою которой достал банан, расположенный достаточно далеко от клетки. Несмотря на то, что это орудие пригодилось бы ему и в будущем, он выбросил палку сразу же после ее употребления, желая в случае надобности животному пришлось бы заново объединять палки, что давалось ему не так уж легко. Отсюда светло видно, что шимпанзе способно сделать орудие лишь для единичного, приватного случая; каждый раз, когда ему нужно добыть еду, шимпанзе умышленно для данного случая делает подходящее орудие; заново оказавшись в подобной ситуации, он снова начнет делать такое же орудие. Стало быть, орудие шимпанзе не есть истиннее орудие, поскольку орудие подразумевает возможность его повторного использования; орудие переживается как средство, имеющее определенное назначение вообще. Поэтому орудие как таковое переживается, как пригодное всегда, сходственно органам собственного тела. Следовательно, в случае шимпанзе нельзя разговаривать о истинном орудии. Как и любое животное, шимпанзе не в состоянии ни сделать, ни употребить истиннее орудие.
Уже тот факт, что шимпанзе даже орудие делает для конкретной, определенной потребности, явным образом подтверждает его неспособность к настоящему труду. Когда энергия затрачивается на удовлетворение конкретной, индивидуальной потребности, когда какой-либо продукт делается только ради удовлетворения определенной, конкретной потребности данного индивида, тогда, как знаменито, имеем дело не с истинным трудом, а лишь с такой формой активности, которую можно назвать обслуживанием.
В случае труда отмечается абсолютно иное положение: цель творения продукта труда состоит не в удовлетворении конкретной, индивидуальной потребности момента, а потребности вообще, потребности как таковой, невзирая на то, у кого и где она возникла. Первым такого рода продуктом исторически безусловно было орудие. Именно поэтому процесс труда начинается только при творении орудия.
Таким образом, орудие шимпанзе еще не может считаться истинным орудием; главная форма его активности не выходит за рамки обслуживания, именно поэтому переживание орудия ему еще чуждо. Как видим, начальная форма проявления мышления — практическое мышление зародилось и оформилось в условиях обслуживания. В процессе последующего развития активности — на ступени труда появляются более высокие формы мышления: для него практического мышления уже недостаточно. Эти формы вначале представляют собой конкретное, образное мышление и затем — вербальное, логическое, научное, отвлеченное мышление.