СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ, ИЛИ С ПОЗВОНОЧНИКОМ ШУТКИ ПЛОХИ
…"Ну-ка, покажи, как ты любишь своего дедушку". Иван Петрович
в потертом трико и в семейных тапочках на необутую ногу склонился над ребяческой
кроваткой. Широко раскрыв в усмешке рот, потряхивая ручонками, годовалая малышка
подпрыгивала всем телом навстречу деду. "Ой, ты моя превосходная, ой… –
не унимался счастливый дед, – ну иди ко мне на ручки, иди". Перегнувшись
всем своим грузным телом через бортик кроватки, мужчина обеими руками робко
обхватывает ребенка и медлительно разгибается. Прижав к груди малышку, Иван Петрович
ходит по комнате, тихо мурлыча себе под нос любимую мелодию.
Он длинно не давал согласия, чтобы молодые оставили девочку жить у них. Но
жена со слезами на глазах убеждала его: "Ваня, да пусть они учатся
смирно, мы-то с тобой уж на пенсии, справимся как-нибудь. А если что – отдадим".
Это заключительное "если что" перевесило чашу весов: "Ладно, возьмем".
Сегодня, вспоминая прошлые споры с женой, ему было как-то неудобно за свою
черствость. Их мать растила троих одна. И к жизни у него сложилось свое отношение.
Но внучка вдруг настолько вошла в его сердце, настолько он к ней прикипел,
что стала для него самым дорогим на целом свете.
"Ну пойдем в коечку, пойдем баю-бай". Девочка на руках стала засыпать.
Чтобы не взбудоражить ее, Иван Петрович, изловчившись, стал опускать ребенка
в кроватку. Щелк. В спине где-то что-то щелкнуло и разлилось горячим по всей
левой ягодице. "Что такое, – подумал Иван Петрович, – что за напасть?"
В свои сорок восемь он выглядел еще молодцевато и особо на здоровье никогда
не жаловался. Уйдя по выслуге лет из армии, он сохранил смелый дух и еще сильное
здоровье. Мужчина подергал туда-сюда ногой. Ягодица перестала пламенеть, но боль
превратилась в какую-то неприятную, ноющую, как зубная. Он лег на диван и незначительно
заснул. Проснувшись часа через два, Иван Петрович ощущал себя здоровым
и даже не вспомнил о случившемся.
По прошествии нескольких дней что-то пришлось поделать по дому. И он снова
вспомнил о ягодице, в которую словно воткнули малюсенький буравчик. Ругнувшись
про себя, Иван Петрович решил посоветоваться с женой. Он всегда совещался
с женой, когда дело дотрагивалось здоровья. Потому как сам в этом ровным счетом
ничего не разумел. Жена же хворала часто, имела кучу таблеток и даже, когда
надобно, могла сделать укол.
– Маш, – окликнул Иван Петрович супругу, копавшуюся на кухне, – ты не знаешь,
что у меня сустав заболел?
– Так уж ветхий стал, – засмеялась Марья Васильевна.
– Нет, я серьезно, – показывает на больное место.
– Может, ударился где, – делает предположение супруга.
– Да нет. И синяк бы был, – выворачиваясь, Иван Петрович пытается осмотреть
больное место.
– На холодном не сидел? – уже строго.
– Н-нет… – глаза у Ивана Петровича округлились, ждя вердикта от жены.
– Ладно, – как бы о чем-то раздумывая, произносит Марья Васильевна, – на-ка,
опьяней эту таблетку. – Подает ему таб
летку анальгина.
К вечеру боль стихла. Иван Петрович повеселел.
– Ну что, мать, ветхого солдата ни пули, ни хвори не берут, – похлопывает
себя по ягодицам.
– Ладно, ладно тебе, сглазишь, – как бы злобясь и в то же время подыгрывая
настроению супруга, ворчит Марья Васильевна.
Накормив и укачав внучку, поздно легли дремать. Иван Петрович проснулся в четвертом
часу утра от того, что мозжило в ягодице. Теперь боль ощущалась и немножко
ниже, в верхней доли бедра. "Да что же это такое?" Он вслушался
в темноту и кроме мирного посапывания жены и дремлющей близко внучки ничего
не услышал. "Что ей надо?" С ощущеньем легкого раздражения он повернулся
на иной бок. "Ну слава Господу, отпускает", – мыслил Иван Петрович,
засыпая.
Проснувшись утром, Иван Петрович предался размышлениям о бренности бытия,
увязав ход своих медлительных и печальных идей с ниоткуда взявшейся болью в
пикантном месте. Из кухни по всей квартире разносился запах свежесваренного
и побрякивание посуды, указывающие на пребывание там Марьи Васильевны.
– Маш, а Маш, а сустав-то ночью снова недомогал и в ногу стало отдавать, – замер
в ожидании Иван Петрович.
После краткой паузы из кухни вышла Марья Васильевна, вытирая полотенцем руки.
– Ваня, – тихо произнесла она, – может быть, тебе сходить к врачу? – Она знала,
как не любит ее муж обращаться к
лекарям. И даже не то что не любит, опасается их. Всю свою жизнь он прожил с сознанием,
что имеет сильное здоровье. Он опасался, что лекари могут лишить его этой уверенности,
найдя у него что-нибудь такое, от чего ему пришлось бы лечиться всю оставшуюся
жизнь. Но вопреки ее опасениям, супруг отнесся к этому предложению смирно…
– Ну что? – спустя час встретила на пороге супруга Марья Васильевна.
– Не пробиться, – махнул рукой Иван Петрович, – да ладно. Что, суставы у меня
никогда не болели?
"Вот он – весь, не пошел, означает, – подумала Марья Васильевна, – ну,
как знает".
Дня через три стала хворать вся нога и начал неметь великой палец. Ухудшение
наступило вдруг, когда Иван Петрович спросонок резко подскочил к заплакавшей
ночью девочке. Всю последующую неделю он присутствовал в мучениях, но как ни убеждала
жена, в поликлинику так и не пошел. Он опьянел все семейные запасы анальгина
и все остальные таблетки в коробочках , на которых рукой жены было написано
"от боли". Он измазал на ногу весь тюбик "Финалгона",
прикладывал к ноге горячую грелку, но кроме усиления боли ничего не почувствовал.
А после того как супруга помассировала больную ногу, Иван Петрович даже был
готов пойти к доктору. Желая о нормальной ходьбе и речи не могло быть. Ходил
он так, словно больная нога у него стала кратче, прихрамывая и через каждые
несколько шагов делая остановки. Останавливаясь, он непременно подгибал мучавшую
его конечность, а стоял на здоровой, опершись на какой-нибудь предмет.
Необыкновенно тяжело Ивану Петровичу давался утренний кашель. С юности он стал
курить, да так, несмотря на многократные попытки, и не бросил. Кашляя, приходилось
немножко наклоняться вперед, а рукой удерживать живот. Причем одновременно
надобно было и успевать приподнимать больную ногу.
К середине второй недели боль, как показалось Ивану Петровичу, стала немножко
обессилеть. Он по-бывшему ббльшую часть дня находился в кровати и, найдя
более-менее удобное положение, старался уже не двигаться. И вдруг случилось
то, чего он меньше всего ждал. Столько медли мучавшая его боль как-то
враз, абсолютно внезапно исчезла. Обрадовавшись, что вот все прошло, как
и сказал, само по себе, он осмотрительно присел в кровати, как бы еще не веруя
в происшедшее, и, опустив ноги на пол, стал нащупывать ими тапочки.
– Ах ты Боже мой, ну вот все, кажется, и прошло. Ах ты Боже ты мой, – радостно
утверждал он, пытаясь вставить левую ногу в
тапку. – Да что такое, поди ж ты, совсем разучился одеваться, – засмеялся
он.
Иван Петрович еще повозил под диваном ногой, но так и не смог попасть в "непокорную"
тапку.
– Что ты будешь делать? Маша, Машенька, да иди же быстрей сюда! У меня все
прошло! Гляди, боли нет! Да где ты,
Маша! – продолжал довольствоваться Иван Петрович.
В комнату торопливо вошла перепуганная Марья Васильевна. Желая дети и отобрали
на время хвори супруга внучку, переживания за супруга, неисчерпаемые с ним споры
до ругани о необходимости пойти к доктору, да и бессонные ночи проглядывали
усталостью на ее личике.
– Вот, гляди! – Иван Петрович хлопнул руками себя по коленям. – Ничего не
недомогает! – И взором победителя посмотрел на жену.
– Ну-ка, лучше помоги мне надеть тапку. Одну надел, а иная что-то вращается
и вращается.
Марья Васильевна присела на корточки и помогла супругу обуться.
– А ты пробовал пройтись? – все еще не веруя услышанному, трусливо спросила она.
– Сейчас попробуем, – Иван Петрович, опершись руками о постель, медлительно,
как он уже привык за дни хвори, начал вставать. По мере того как он выпрямлялся,
выражение напряжения на его личике заменялось выражением чистосердечной радости.
– Ну вот, стою. Боли-то нет, – произнес Иван Петрович как-то необыкновенно задорно,
по-мальчишески, усмехаясь во весь рот.
Он сделал левой ногой шаг вперед и, наверное, упал бы, если бы Марья Васильевна
вовремя не поддержала его.
– Ты осмотрительнее, осмотрительнее, – сделала она замечание.
– Носком запнулся, – засмеялся Иван Петрович. – Он решил поправить тапку,
соскользнувшую с отболевшей ноги, но левая стопа его не слушалась…
Зачем автор привел в пример именно этот случай, в котором остеохондроз позвоночника
осложнился глубоким парезом мышц, разгибающих стопу? А затем, чтобы непосвященный
в эту проблему читатель понял, что осложнения остеохондроза – это серьезные
симптомы, порой веско омрачающие человеку жизнь. Неименье же необходимых
знаний у большей доли людей по этому вопросу – это не вина, а беда их. Вот
в такую беду и вылилось незнание героя этой истории о том, что именно так,
чаще всего, начинаются, развиваются, а нередко и кончаются симптомы, связанные
с грыжей межпозвонкового диска. Окончательно же, его начнут врачевать, сделают все,
чтобы помочь восстановить утерянную мышечную силу ноги. Но на это может уйти
очень много медли, не разговаривая уж и о иных затратах. А представьте себе,
что он "узнал" бы грыжу по первым симптомам. Да разве упрямился
бы наш герой?
Первая – начальная стадия остеохондроза чаще всего протекает бессимптомно.
Ничто не указывает на то, что диск постепенно фрагментируется на отдельные
кусочки. Мы можем это только предполагать, когда…
…Идет урок русского языка. Мы обязаны сидеть тихо, не шевелясь, все сорок
пять минут. Любое излишнее движение – следует наказание – реплика, хлесткая,
как словно направленная на взрослого. Спина прямая, руки одна на иную перед
собой на парте. Мы не примечаем, как начинает затекать все тело. Все ребяческие
глаза направлены туда – на учительский журнал. "Лишь бы не меня, лишь
бы не меня", – молил каждый из нас… Тяжелая тишина. Хочется убежать.
Только слышно, как ужасно медлительно движется по бумаге палец великого человека
в поисках тебя…
Мы, малюсенькие, еще не знали тогда, как обязан жить ЧЕЛОВЕК и как обязан учиться
быть ЧЕЛОВЕКОМ человек. Но разве мы мыслили тогда о том, что в ЧЕЛОВЕКЕ обязано
быть все великолепно. Главно иметь не только интеллект, опирающийся на великой
багаж знаний, но и здоровье. Сильное, стальное здоровье, подсобляющее создавать
и наслаждаться жизнью. Да что сказать о детстве – мы и сейчас об этом сильно
не задумываемся. Наши дети грамотнее нас, нас – детей. Но разве они могут
нам сказать "нет"? Они веруют нам.