3. Возможность беспристрастной данности психического
Как же происходит наблюдение переживаний других? Выше, при обсуждении проблемы предмета психологии, было отмечено, что психическое представлено не только субъективно, но и беспристрастно, то есть оно дается не только самонаблюдением, но и в процессе беспристрастного наблюдения. Теперь нам повторно предоставляется возможность конечно убедиться в правильности данного положения.
Как явствует даже из обычного наблюдения, главное содержание человеческой психики сочиняют три разных класса переживаний: человек переживает либо беспристрастную действительность, то есть перед нами познавательные процессы, либо свое субъективное состояние, то есть перед нами чувства, либо же, наконец, свою активность, то есть перед нами волевые процессы. Следовательно, когда речь идет о наблюдении за переживаниями человека, имеются в виду только познавательные, эмоциональные и волевые процессы.
Начнем с познавательных процессов. Допустим, что находящийся перед нами субъект переживает какой-либо познавательный процесс, то есть у него возникают какие-то представления, он исполняет мыслительные акты. Как и каким маршрутом мы можем узнать об этих познавательных процессах? Познавательные процессы не вызывают зримые изменения в физическом организме данного субъекта. Поэтому наблюдение за его физическим состоянием в данном случае напрасно. Одним из путей наружного проявления познавательных процессов является речь. Мы постигаем то, о чем он раздумывает, только тогда, когда он разговаривает, например, что (а + b)(а — b) = а2 — b2. Разумеется, без речи, по какому-либо иному признаку, было бы абсолютно невероятно понять то, что он производит в уме именно эту математическую операцию.
Таким образом, постижение субъекта, необыкновенно если это дотрагивается наружного проявления его мышления, происходит, прежде всего, через речь.
Согласно теории аналогии, предметом непосредственного наблюдения и в этом случае выступает чисто беспристрастный феномен — звуки и их комплексы; что же дотрагивается его психического содержания, идей и суждений разговаривающего, то об этом можно заключить, увязав этот беспристрастного феномен с собственными идеями и суждениями. Следовательно, сама речь представляет собой просто наружный феномен, связь которой с внутренними процессами разговаривающего — мыслительными процессами — является случайной, а не существенной. Но в действительности это отнюдь не так. Между речью и мышлением существует настолько явная и узкая связь, что, высказав предположение, что речь как моторно-акустический феномен — это одно, а мышление — иное, мы сразу же оказываемся перед необходимостью поставить вопрос о том, речь предшествует мышлению или, наоборот, мышление речи.
На этот вопрос, как знаменито, дать прямой ответ невероятно. Стало быть, ложен сам вопрос, поскольку исходит из фальшивых предпосылок. Именно поэтому в психологии выдвинуто положение о тождественности мышления и речи, которое необыкновенно отстаивается бихевиористами. Они пытаются доказать, что то, что обычно именуется мышлением, на самом деле является чисто телесным процессом, в частности, моторным речевым процессом. Получается, что неправомерны обе точки зрения — и первая, полностью делящая речь как моторный феномен и мышление, и вторая, отождествляющая мышление и речь.
Но если ложно первое положение, то что-то обязано быть правомерным во втором, и наоборот. И это действительно так. Первая точка зрения абсолютно правомерно указывает на то, что речь подразумевает мышление, что вне мышления речь не есть истинная речь; вторая точка зрения оправдана постольку, поскольку в ней утверждается существование единства между речью и мышлением.
Однако каким же образом речь и мышление могут быть одновременно и единичны, и различны? Безусловно, лишь в случае, если истинная речь представляет собой неразрывное целое, диалектическое единство мышления и моторной стороны речи. Фактически так оно и есть, и именно поэтому речь как таковая не может считаться ни необыкновенно физическим, ни необыкновенно психическим феноменом. Именно вследствие этого в структуру того или иного языка всегда вплетена структура мышления разговаривающего на нем народа.
Таким образом, светло, что процесс мышления, его структура и протекание даны в самом процессе речи, его структуре и протекании. Поэтому, наблюдая за речью, мы наблюдаем и за мышлением. А это значит, что в этом случае процессы мышления даны не только субъективно, но и беспристрастно.
Посмотрим, можно ли сказать то же самое о ощущеньях, или эмоциональных переживаниях. Как знаменито, любым эмоциям всегда сопутствуют зримые телесные изменения. Как гласит теория аналогии, беспристрастно нам даются лишь эти телесные изменения; что же дотрагивается самих переживаний, то судить о них можно лишь маршрутом умозаключения. Правомерен ли сходственный взгляд? Вероятно ли беспристрастное наблюдение эмоционального переживания?
Весьма примечательно, что в психологии эмоций мы встречаем ту же направленность идей, что и в психологии мышления. Здесь также существует сужденье, сообразно которому эмоциональное переживание и сопутствующие ему телесные изменения, то есть их так именуемое наружное выражение, представляют собой абсолютно разные явления. Наряду с этим, существует также сужденье, сообразно которому то, что именуется эмоциональным переживанием, например страх, в действительности есть не что иное, как телесное изменение, обычно считающееся наружным проявлением данного переживания. Невзирая на всеобщее понимание того, что это второе сужденье не вполне правомерно, полностью опровергнуть его еще никому не удалось. Почему? Конечно же, потому, что обычно наружное выражение существенным образом связано со структурой самопереживания, а точнее, оно принимает существенное участие в формировании заключительного. Джеймс правосудно отмечал, что невероятно представить какую-либо эмоцию, скажем страх, полностью абстрагируясь от его телесного проявления. Однако это значит не то, что не существует само эмоциональное переживание как таковое, а лишь то, что эмоциональное переживание не существует вне телесного выражения, как и второе не существует вне первого — эмоциональное переживание всегда дано в виде неразрывного единства с ним. Но коль быстро это так, то явно, что эмоциональное переживание дано и объективно, что, наблюдая наружное выражение того же страха, мы наблюдаем и сам страх, а не только его наружное выражение.
И, наконец, нужно проанализировать волевое переживание. Как знаменито, оно имеет место в случае волевых движений и разнородных деяний человека.
Являются ли деянья человека моторным процессом, наблюдение и описание которого вероятно с чисто моторной точки зрения? Безусловно, нет! Комплекс движений может быть сочтен неким актом поведения или формой деянья лишь в том случае, когда он выражает то целостное состояние, в котором дано специфическое переживание действующего субъекта. Последовательность движений приобретает вид целостного поведения, определенную форму благодаря так именуемой внутренней стороне, то есть психическому переживанию субъекта.
Действие представляет собой чувственное выражение психологии человека. Следовательно, явно, что в случае волевых деяний предмет беспристрастного наблюдения сочиняет не только просто хаотическая сумма движений, но и их определенная поведенческая целостность, то есть не только чисто моторная, но и психическая сторона.
Таким образом, становится светлым, что предметом беспристрастного наблюдения — как в случае познания, так и чувств и воли — является не только наружный, но и внутренний момент. Но коль быстро это так, то путь умозаключения по аналогии вовсе не представляет собой единственный, как это размышляют обычно, путь постижения переживаний иного человека. Получение материала о чужой искренней жизни вероятно и посредством беспристрастного наблюдения.